Смок Белью - Страница 52

Это была нелегкая работа. И собаки и люди уже много дней недоедали, и силы их были на исходе. Они шли по руслу ручья, круто сбегавшего к реке, и с трудом одолевали тяжелый, непрерывный подъем. Высокие отвесные скалы с обеих сторон сходились все тесней, и скоро путники уже двигались по дну узкого ущелья. Отсвет долгих северных сумерек не проникал за высокие каменные стены, и в ущелье было почти темно.

– Настоящая западня, – сказал Малыш. – Точно лезешь в преисподнюю. Тут так и жди беды.

Смок не ответил; полчаса они молча пробивались вперед, и молчание снова нарушил Малыш.

– У меня предчувствие, – проворчал он. – Да, да, у меня предчувствие. Сказал бы я тебе, да ты слушать не станешь…

– Ну, ну, валяй, – отозвался Смок.

– Так вот, чует мое сердце, что мы здесь надолго застрянем. Наживем себе лиха, проторчим целую вечность, да еще с хвостиком.

– А что твое сердце чует насчет еды? – довольно нелюбезно осведомился Смок. – У нас нет в запасе еды на целую вечность, да еще с хвостиком.

– Насчет еды ничего не чует. Наверно, уж как-нибудь извернемся. Но одно я тебе прямо скажу, Смок. Я готов съесть всех наших собак, но только не Быстрого. На Быстрого у меня рука не поднимется. Я этого пса слишком уважаю.

– Рано ты нос вешаешь! – насмешливо сказал Смок. – Мое сердце чует больше. Оно чует, что собак есть не придется. Уж не знаю, на лосином мясе, на оленине или на жареных рябчиках, а только мы тут даже раздобреем.

Малыш фыркнул, не находя слов, чтобы выразить свое негодование, и они снова на время умолкли.

– Вот оно начинается, твое лихо, – сказал Смок, останавливаясь и пристально глядя на что-то лежащее у тропы.

Малыш оставил шест, подошел к товарищу и тоже стал разглядывать лежавшее на снегу тело.

– Это не голодный, – сказал Смок.

– Погляди на его губы, – сказал Малыш.

– Совсем закоченел, – сказал Смок и потянул мертвеца за руку; рука не согнулась, но с нею приподнялось все тело.

– Если его бросить оземь, он расколется на куски, – заметил Малыш.

Человек лежал на боку, скованный морозом. Он не был засыпан снегом – значит, лежал здесь недолго.

– Только третьего дня снег сыпал вовсю, – сказал Малыш.

Смок кивнул, нагнулся над мертвым телом и повернул его лицом вверх. Висок был прострелен; Смок огляделся и кивком указал на валяющийся в снегу револьвер.

Через сотню ярдов им попался еще один труп – он лежал ничком на тропе.

– Две вещи совершенно очевидны, – сказал Смок. – Оба они толстые. Значит, не голодали. И они не нашли золота, иначе не покончили бы самоубийством.

– Да еще самоубийство ли это, – возразил Малыш.

– Несомненно. Тут только одни следы – их собственные, и у обоих виден ожог от пороха. – Смок оттащил второй труп в сторону и носком мокасина подкинул револьвер, вдавленный в снег тяжестью упавшего тела. – Вот и у этого револьвер под боком. Говорил я, что мы тут что-нибудь найдем.

– Видно, все находки еще впереди. С чего бы этим сытым парням пускать себе пулю в лоб?

– Когда уж мы это узнаем, так будем знать и все беды, какие ты чуял, – ответил Смок. – Пойдем дальше. Смеркается.

Было уже совсем темно, когда лыжа Смока вдруг зацепилась за неподвижное мертвое тело и он свалился поперек нарт, на которых лежал еще один покойник. А когда он отряхнулся от снега, насыпавшегося за шиворот, и чиркнул спичкой, они с Малышом увидели третьего покойника, завернутого в одеяла, – он лежал возле наполовину вырытой могилы. И прежде чем спичка погасла, они заметили еще пять или шесть могил.

– Бр-р, – содрогнулся Малыш. – Лагерь самоубийц. А какие сытые. Наверно, там все перемерли.

– Нет… вот посмотри. – Смок показал на мерцающий в отдалении слабый огонек. – А вон еще огонь… и еще. Пошли. Прибавь-ка шагу.

Больше трупов им не попадалось, и через несколько минут плотно укатанная тропа привела их в лагерь.

– Да это прямо город, – прошептал Малыш. – Хижин двадцать, не меньше. И ни одной собаки. Вот занятно!

– Теперь я знаю! – взволнованно и тоже шепотом ответил Смок. – Это люди Лоры Сибли. Разве ты не помнишь? Они приплыли осенью по Юкону на «Порт-Таунсенде». Прошли мимо Доусона без остановки. Должно быть высадились прямо у этого ручья.

– Ну да. Припоминаю. Они мормоны.

– Нет, вегетарианцы. – Смок усмехнулся в темноте. – Не едят мяса и не ездят на собаках.

– Мормоны, вегетарианцы – один черт. У всех у них мозги набекрень. И всегда их на золото тянет. Эта самая Лора Сибли обещала привести их на такое место, где они разом станут миллионерами.

– Правильно. Она у них пророчица – ее посещают видения и всякое такое. А я думал, что они двинулись вверх по Норденсджолду.

– Тсс! Слушай!

В темноте Малыш предостерегающе дотронулся рукой до груди Смока, и оба прислушались: низкий протяжный стон донесся от одной из хижин. И, прежде чем он замер, его подхватили в другой хижине, в третьей… казалось, это рвется наружу беспредельное человеческое горе. От этих стенаний мороз продирал по коже.

– Бр-р, – содрогнулся Малыш. – Прямо жуть берет. Пойдем поглядим, что с ними стряслось.

Смок подошел к освещенной хижине и постучал. «Войдите!» – со стоном отозвался голос за дверью, и они с Малышом вошли. Это был самый обыкновенный сруб, бревенчатые стены проконопачены мхом, земляной пол усыпан опилками и стружками. При свете керосиновой лампы можно было разглядеть четыре койки; на трех койках лежали люди, они перестали стонать и уставились на вошедших.

– Что у вас тут? – спросил Смок одного из лежащих; даже под одеялами видно было, какие широкие плечи и большое, сильное тело у этого человека, но глаза у него были страдальческие и щеки ввалились. – Оспа, что ли?